В 2014 году в связи с возвращением Крыма в состав России Запад начал против нас санкционную войну. Для противодействия этой войне власти России поставили задачу проведения масштабного импортозамещения в аграрном и промышленном секторах экономики.
Шесть лет назад была запущена Государственная программа № 328 «Развитие промышленности и повышение ее конкурентоспособности», она устанавливала задания по импортозамещению в 23 отраслях промышленности до 2020 года. Многие наши сограждане, радеющие за отечество, тогда с облегчением вздохнули: «Наконец-то процесс разрушения российской промышленности будет остановлен, начнется ре-индустриализация страны».
С 2014 года в программу вносилось множество изменений и поправок, но временные рубежи сохранялись. Формулировку «до 2020 года» я понимаю так, что в 2020, т.е. нынешнем году должно быть подведение итогов реализации правительственной программе № 328. Да, состав правительства в начале этого года изменился, но это не отменяет необходимости оценки работы государства по импортозамещению. На дворе уже конец октября 2020 года, но никто в правительстве даже не вспоминает о программе. И я попытался самостоятельно оценить успехи власти в деле импортозамещения. Благо, что еще шесть лет назад наше статистическое ведомство получило задание разработки системы показателей по импортозамещению и мониторинга такого импортозамещения на годовой основе. Вскоре действительно на сайте Росстата появился раздел «Показатели, характеризующие импортозамещение в России».
Я зашел на этот сайт на днях и увидел там почти полную пустоту. Лишь несколько показателей по сельскому хозяйству и торговле рядом продовольственных товаров. Никаких следов показателей по промышленности нет вообще.
Тогда я попытался использовать макроэкономическую статистику из других разделов сайта Росстата для того, чтобы понять, какими были тенденции в сфере промышленности и промышленного импортозамещения. Вывод напрашивается следующий: никаких принципиальных изменений за эти годы не произошло. Одним показателем тут не обойдешься. Чтобы не утомлять читателя, приведу лишь некоторые.
В 2013 году доля машин, оборудования и транспортных средств в импорте России составила 48,4%. В 2019 году — 48,2%. А в экспорте России доля машин, оборудования и транспортных средств осталась за период 2013—2019 гг. на одном уровне — 6,5%. Топтание или бег на месте. Для того, чтобы прикрыть провалы и свою недееспособность чиновники правительства и занимались каждый год внесением корректив в программу № 328 и программы (планы, стратегии) по каждой из 23 отраслей промышленности. Конечно, можно попытаться сделать оценку и по каждой из этих отраслей, но это очень трудоемкий процесс, который предусматривает сбор и анализ ведомственных документов и оценок экспертов.
Но по одной отрасли промышленности я все-таки попытаюсь это сделать. По той отрасли, которая сегодня вышла на первый план в связи с цифровизацией всей страны. Как известно, нынешнее правительство во главе с М. Мишустиным определило внедрение во все сферы экономики, общественной и личной жизни человека цифровых технологий в качестве высшего приоритета государственной политики (премьер называет это «цифровой трансформацией» России). Я сейчас не буду обсуждать, насколько это правильно и своевременно.
В любом случае для масштабной, всесторонней цифровизации страны нужна соответствующая отечественная база — микроэлектроника и программное обеспечение (ПО). Проведение цифровизации на базе импортного «железа» (микроэлектроники) и «софта» (ПО) явилось бы полным безумием. Даже далекий от информационных технологий (ИТ) человек понимает, что масштабная цифровизация государства и общества на иностранном (преимущественно американском) «железе» и «софте» приведет к окончательному электронно-информационному закабалению страны. Она окажется в жесткой удавке и колониальной зависимости от IT-корпораций Силиконовой долины (Microsoft, Apple, Amazon, Facebook, Alphabet с входящей в ее состав Google и др.) и стоящих за ними «глубинного государства».
Для успокоения общественности власти принимают документы по вопросам информационно-цифровой безопасности. Так, на сегодняшний день действует Доктрина информационной безопасности Российской Федерации (утверждена Указом Президента Российской Федерации от 5 декабря 2016 г. № 646). В этом обширном документе, состоящем из 38 пунктов, в контексте интересующей нас проблемы следует выделить пункт 25:
«Основными направлениями обеспечения информационной безопасности в экономической сфере являются:
а) инновационное развитие отрасли информационных технологий и электронной промышленности, увеличение доли продукции этой отрасли в валовом внутреннем продукте, в структуре экспорта страны;
б) ликвидация зависимости отечественной промышленности от зарубежных информационных технологий и средств обеспечения информационной безопасности за счет создания, развития и широкого внедрения отечественных разработок, а также производства продукции и оказания услуг на их основе;
в) повышение конкурентоспособности российских компаний, осуществляющих деятельность в отрасли информационных технологий и электронной промышленности, разработку, производство и эксплуатацию средств обеспечения информационной безопасности, оказывающих услуги в области обеспечения информационной безопасности, B том числе за счет создания благоприятных условий для осуществления деятельности на территории Российской Федерации;
г) развитие отечественной конкурентоспособной электронной компонентной базы и технологий производства электронных компонентов, обеспечение потребности внутреннего рынка в такой продукции и выхода этой продукции на мировой рынок".
Вроде бы спорить не о чем, в Доктрине сказаны правильные слова. Впрочем, в последние три-четыре года начали действовать факторы, которые потребовали ускорения темпов импортозамещения в сфере информационных технологий: растущий вал кибератак «оттуда», усиливающийся информационно-идеологический прессинг на наше общество по каналам интернета, массовые хищения самой разной информации, беззастенчивое слежение (разведка) за российскими гражданами и т. п. Против России Вашингтоном официально была объявлена кибервойна.
Применительно к информационным технологиям в 2014 году Минпром совместно с Минсвязи разработали планы импортозамещения по электронной промышленности, средствам связи, вычислительной технике и программному обеспечению. Правительство утвердило «Стратегию развития отрасли информационных технологий в Российской Федерации на 2014 — 2020 годы и на перспективу до 2025 года». Документ предусматривает, что к 2020 году мы «эмансипируемся» от иностранной микроэлектроники и ПО «в основном», а в 2025 году «полностью» и «окончательно».
В дополнение и развитие Программы № 328 и «Стратегии» Минпром в апреле 2015 года обнародовал план мероприятий по импортозамещению в радиоэлектронной промышленности до 2020 года, подписанный министром Денисом Мантуровым.
Перечень продукции, производство которой предстояло наладить и/или наращивать, включает 534 позиции — различные виды вычислительной техники, телекоммуникационного оборудования, полупроводниковой СВЧ-электроники, периферийного оборудования и электронных компонентов. Импорт такого оборудования к 2020 году должен снизиться на десятки процентов. К 2020 году объем зарубежного ввоза планшетов и смартфонов должен снизиться со 100% до 75%. Доля зарубежных персональных (ПК) в госсекторе в нынешнем году, согласно плану, не должна превышать 25%, а на потребительском рынке — 90%.
Так как у нас на сегодняшний день обстоят дела с импортозамещением «железа» и «софта» и выполнением Доктрины информационной безопасности Российской Федерации?
Поделюсь некоторыми самыми свежими данными, которые были озвучены на конференции (форуме) «Микроэлектроника 2020», проходившей в Ялте с 28 сентября по 3 октября нынешнего года. Освещение российскими СМИ этого мероприятия было более чем скромным. Хотя в форуме участвовало 1200 человек, представлявших 463 организации. Выступали такие высокопоставленные чиновники, как заместители председателя правительства Российской Федерации Ю.И. Борисов и Д.Н.Чернышенко; также заместители министров промышленности и торговли, энергетики, науки и высшего образования Российской Федерации, а также цифрового развития, связи и массовых коммуникаций. Одной из ключевых фигур на форуме был директор департамента радиоэлектронной промышленности Министерства промышленности и торговли Российской Федерации В.В. Шпак. Он, как непосредственный куратор отрасли, озвучил много цифр по микроэлектронике России.
Очень интересными и острыми были выступления руководителей и топ-менеджеров многих компаний, входящих в отрасль. Для справки сообщу: в российской электронной отрасли задействовано около 3000 компаний, 500 из которых находятся под контролем государства и выполняют его прямые заказы. Остальные 2500 — частные компании, среди которых есть несколько десятков местных отделений крупных международных производителей. Частные компании работают в основном на рынках продукции гражданского назначения. По стоимостному объёму производства частный и государственный сектора находятся примерно на одном уровне.
Никто из участников форума и не пытался представить ситуацию с импортозамещением в электронике как благополучную. Конечно, Ю.И. Борисов, Д.Н. Чернышенко и другие высокопоставленные чиновники пытались смягчить неприглядную картину и создать атмосферу оптимизма. Так, вице-премьер Юрий Борисов, курирующий ОПК, ТЭК и промышленность отметил преодоление критической зависимости от украинских производителей. Но, как он признал, по поставщикам из других стран (преимущественно членов НАТО) зависимость сохраняется. Чиновником была применена стандартная фраза: «по другим поставщикам работы идут в соответствии с планами». Не понятно только какими, учитывая, что планы периодически «корректируются» для того, чтобы маскировать провалы.
А вот другой вице-премьер, Дмитрий Чернышенко озвучил импортную зависимость на потребительском рынке электроники: доля российских производителей составляет около 10%.
Самое главное на сегодняшний день — добиться того, чтобы импорта не было в госзаказе, особенно в оборонном. Но он там присутствует. На форуме назывались разные цифры доли импорта в госзаказе. По оценке Василия Шпака, директора департамента радиоэлектронной промышленности (ДРЭП) Минпромторга, наибольший уровень импортозамещения достигнут в космической отрасли: более 80% электронной компонентой базы (ЭКБ) занимают российские разработки. О показателе в оборонно-промышленном комплексе он не сказал, но надо понимать, что он ниже, чем в космической отрасли. А это на сегодняшний день означает, что в нашей обороне существует гигантская «электронная дыра». Чем она грозит России, я думаю, особо говорить не надо.
Самое удивительное и неприятное, что выявилось на форуме: даже руководители высшего звена власти не могут определенно сказать, какова импортная зависимость России по электронике, каков процент импортных узлов и компонентов в той электронной технике, которой пользуются военные, энергетики, медики и др.
По данным Минпромторга, даже на рынке госзаказа, регулируемом государством, объем которого составил в 2019 году 900 млрд. рублей, доля российских производителей составляет максимум 20%. Впрочем, назывались и более низкие цифры. Это доказательство того, что никакого реального импортозамещения в период 2014—2020 гг. не происходило. А всякие отчеты правительства и ведомств об «успехах» в этой области — «липа».
Как это ни парадоксально, но точную цифру импортозамещения получить невозможно, так как пока не создан механизм детального учета модулей и блоков, входящих в готовое оборудование, с точки зрения их происхождения — российского или зарубежного. Многие участники форума в Ялте признали, что импортозамещение измеряется с помощью такого лукавого показателя, как локализация. А локализация и отечественное производство — не одно и то же. А иногда, как говорят в Одессе, «две большие разницы».
«Локализацию» каждый понимает в меру своей испорченности. В толковых словарях локализация производства определяется, как перенос производственных операций ближе к рынку сбыта продукции по экономическим, логистическим или политическим причинам. Именно так и понимают локализацию многие чиновники, отчитывающиеся о выполнении заданий по импортозамещению в электронике. На форуме некоторые участники справедливо отмечали, что перенос производств происходит обычно без передачи в страну прав на интеллектуальную собственность. Т.е. локализация зачастую лишь расширение продаж на локальном рынке иностранных технологий, которые формально получают некоторую дополнительную стоимость в стране назначения (что-то вроде «отверточного производства»).
Кроме того, многие предприятия, обеспечивающие красивые показатели локализации и формально находящиеся в российской юрисдикции, полностью или частично принадлежат иностранному капиталу (нередко раскручивая цепочку участий в капитале нерезидентов выходишь на IT-гигантов из Силиконовой долины).
Наконец, локализованной считается продукция, поступающая из стран, входящих в Евразийский экономический союз (ЕАЭС). А каков статус находящихся в соседних странах предприятий-поставщиков и производимой ими продукции (кому принадлежит право собственности на технологию, заложенную в продукции) — большой вопрос.
О том, какие угрозы несет такая локализация информационных технологий для военной и экономической безопасности страны, говорить не приходится. Достаточно лишь одной «закладки» — аппаратной или программной — для того, чтобы противник мог дистанционно считывать информацию, блокировать работу компьютеров и обслуживаемых ими систем оружия, энергетических объектов, производственного оборудования. А иногда и создать аварию с далеко идущими последствиями (например, на АЭС). «Закладки» — важнейший инструмент кибервойны, которую нам объявил Вашингтон два года назад.
Познакомившись подробнее с материалами форума в Ялте, я пришел к выводу, что власть строит не «светлое цифровое будущее», а ускоренными темпами осуществляет цифровое минирование страны. Под умиротворяющие отчеты и реляции о «локализации» цифровых технологий.
