Важной частью протестного движения в Белоруссии стали забастовки на крупных промышленных предприятий. При этом для многих сторонних наблюдателей осталась загадкой важная причина этого. За разговорами об угрозе экономике и последствиях в случае свержения Лукашенко не заметили, что во многом рабочие приняли решение поддержать протест из-за психологических и даже чисто философских экзистенциальных факторов. Непонимание этих факторов не дает понять суть многих политических процессов в соседней стране, а также заводит в тупик многих политических деятелей по всему миру.
Когда немалое количество рабочих на МТЗ, МАЗе, БелАЗе и других гигантах белорусской промышленности объявили о приостановке работы, блогосферу заполнили посты о том, к каким негативным последствиям это может привести. Авторы справедливо указывали, что сегодня заводы и фабрики Белоруссии производят конкурентную продукцию, а вот в случае победы оппозиции и переориентации Минска на Запад, они обречены закрыться.
Опыт Восточной Европы действительно показывает, что так называемая «евроинтеграция» оборачивается развалом собственной промышленности. Производственникам Франции или Германии не нужны конкуренты на рынке во времена, когда нет проблем что-либо произвести, а есть серьезная проблема продать. И если в Белоруссии придет власть, которая будет слушать советы из Брюсселя, то нет сомнений, что страна повторит опыт стран Балтии, Польши и Болгарии. Сотни и сотни тысяч представителей рабочего класса останутся без привычного стабильного заработка и будут вынуждены блуждать между биржой труда, случайными заработками и полным прозябанием.
Неужели рабочие не понимают этого и рубят сук, на котором сидят? Неужели рассказы их близких и друзей из России и Украины не заставили их задуматься над своими действиями? Сегодня ты за абстрактные «демократические преобразования», а завтра — сидишь в нищете. По логике, наоборот надо поддерживать существующие порядки, бороться за сохранение родного завода.
К борьбе за «родную фабрику» и «проходную, что в люди вывела меня» призывают и многие левые в России. И в других капиталистических странах, от Западной Европы до Латинской Америки. И с удивлением все аналитики, экономисты и политические лидеры обнаруживают, что фабричные и заводские рабочие не слушают их. В чем причина?
Причина в том, что политики и специалисты по макроэкономике как правило плохо знают, что же такое труд рабочего на заводе или фабрике. Они никогда не занимались им сами и не представляют на что он похож.
А жизнь рабочего, занятого в промышленности, — это не просто тяжелая жизнь с набором обычных трудностей, разочарований и потерь. Для её описания можно смело использовать именно те образы великих художников, поэтов и религиозных проповедников, что пытались нарисовать сцены загробного ада, куда попадают души грешников.
Во-первых, труд заводского рабочего обычно очень тяжелый физически. Это постоянный грохот, поднятие массивных предметов, неудобная поза или невыносимая жара в плавильном цеху.
Но помимо этого труд крайне однообразен. Это набор постоянно повторяющихся заученных движений в определенном ритме. При этом требующих особой внимательности, так как любое неверное действие может лишить жизни или превратить в калеку.
Ни у кого нет такого чувства обреченности и монотонности жизни, как у рабочего. Инженер, врач, следователь и уж тем более ученый имеют простор для творчества, решают разные задачи. Труд крестьянина связан с многозадачностью, со сменой времен года. Дальнобойщик не просто крутит баранку, но путешествует по разным ландшафтам и общается с большим количеством людей, не случайно многие водители рассказывают о своей работе в блогах — в душе они большие романтики. И только у рабочего — влево, прямо, вверх, влево, прямо, вверх… И так будет сегодня, завтра, через год, всю жизнь.
Похожим образом описывал существование обитателей четвертого круга ада Данте Алигьери в своей «Божественной комедии»:
Как над Харибдой вал бежит вперед
И вспять отхлынет, прегражденный встречным,
Так люди здесь водили хоровод.
Их множество казалось бесконечным;
Два сонмища шагали, рать на рать,
Толкая грудью грузы, с воплем вечным;
Потом они сшибались и опять
С трудом брели назад…
К сводящей с ума монотонности и выжимающему жизненные соки физическому напряжению добавляется такое неизбежное при капитализме явление как отчуждение труда. Можно стоять у станка, когда всё для фронта и победы. Или хотя бы, когда видишь развитие страны, рост своего благосостояния. Но вкалывать ради богатств владельцев предприятия — само по себе насилие над личностью. Ты будешь работать, но улучшений у тебя не будет. Труд становится уже проклятием, подобным тому, что боги наложили на Сизифа, заставив его бесконечно закатывать тяжелый камень на гору.
Далеко не все способны при помощи внутренних сил кардинальным образом изменить жизнь. Бросить всё, сменить род деятельности, отказаться от прежнего не позволяют неуверенность, родственные и финансовые обязательства. Но при этом человек понимает, что у него по сути никакой жизни и нет. Есть только эти самые обязательства и необходимость каждый день входить в грохочущий или жаркий цех, чтобы восемь часов с небольшими перерывами надрывать жилы, повторяя комбинацию телодвижений. Влево, прямо, вверх… И ни разу не сбиться, иначе семья вместо кормильца получит инвалида или гроб с телом.
И вот, не имея сил и смелости бросить завод, некоторые рабочие решают воспользоваться внешними обстоятельствами. Выборами, народными волнениями, «цветной» революцией. Да, распродадут завод, выгонят на улицу, но лишь бы вырваться из концлагеря, из ада…
